Рост реальных доходов семей в России: положительная динамика и сохраняющиеся проблемы занятости

Данные панельного обследования домохозяйств, проведенного Банком России, свидетельствуют об ощутимом прогрессе в отдельных аспектах: в период с 2022 по 2024 год реальные доходы увеличились у подавляющего большинства семей, а также наблюдается сдвиг доходной мобильности в положительную сторону впервые за последние годы. Тем не менее, анализ Института экономики РАН, опирающийся на информацию Росстата и долгосрочные опросы предприятий от того же Банка России, указывает на то, что параллельно с ростом доходов возрастает нагрузка на сотрудников, изменения в качестве занятости происходят неспешно, а нехватка рабочей силы в стране носит структурный характер и не поддается решению только финансовыми мерами.

Каждые два года Центральный банк проводит опрос одной и той же группы семей, что дает возможность мониторить не только абсолютные значения доходов, но и перемещения домохозяйств в распределении. Результаты последнего панельного обследования за 2018–2024 годы демонстрируют наиболее значительный поворот в доходной мобильности за все время наблюдений.

Основной вклад в рост внесли нижние децильные группы: если в 2020–2022 годах вероятность снижения доходов для них была выше шанса на подъем, то сейчас отмечается рост доли перемещений вверх на один дециль почти во всей нижней половине распределения, с уменьшением случаев падения. Появились также перемещения на две группы вверх, чего практически не фиксировалось ранее.

Около 50–60% прироста реального дохода на человека обеспечили трудовые поступления, примерно 25% — рост трансфертов. В составе домохозяйств сокращается количество трудоспособных неработающих и уменьшается среднее число детей, что дополнительно повышает доход на душу. Виден эффект массового привлечения к труду: в 2024 году 9,2% занятых — это лица, не работавшие в 2022 году, преимущественно женщины и молодежь, осваивающие сферы торговли, образования и здравоохранения.

Снижение реальной заработной платы зафиксировано лишь в агропромышленном комплексе среди специалистов с квалификацией. В результате домохозяйства одновременно расширяют потребление и накапливают сбережения; медианная долговая нагрузка держится на прежнем уровне.

В то же время, недавний анализ Института экономики РАН под названием «Благополучие работников в трудодефицитной экономике» (авторы Ирина и Эдуард Соболевы), использующий данные Росстата и «Мониторинг предприятий» ЦБ, подчеркивает, что увеличение доходов происходит в условиях, сдерживающих улучшение благосостояния. По оценкам авторов, дефицит кадров за последние годы приобрел устойчивый характер, доля компаний с нехваткой персонала поднялась с 6% в 2019 году до 37% в 2024-м. Количество потенциальной рабочей силы — тех, кто желает трудиться, но не ищет вакансии, — уменьшилось более чем вдвое, с 1,6 млн до 772 тыс. человек, что свидетельствует о постоянном превышении спроса на труд над предложением, которое не покрывается простым привлечением новичков.

Исследование также отмечает, что занятость становится более формализованной: доля сотрудников с официальными трудовыми договорами достигла 96,2% в 2024 году, что является пиком за весь период, — однако это не отражает улучшения условий труда: растет число позиций в массовых отраслях, увеличивается доля работников вне своей специальности, снижаются требования к квалификации, а она сама перестает служить барьером против застоя в доходах.

Другой ключевой аспект — усиление трудовой нагрузки. Согласно Росстату, средняя продолжительность рабочей недели в 2023–2024 годах составила 38,2 часа, что также рекорд за время наблюдений. В Институте экономики РАН объясняют это кадровым дефицитом: поддержка производства обеспечивается не расширением штата или ростом производительности, а повышением интенсивности труда существующих сотрудников.

Коэффициент Джини по заработной плате уменьшился с 0,456 в 2005 году до 0,404 в 2023-м, но разница между доходами верхних и нижних 10% работников все равно достигает 3,67 раза. Доля оплаты труда в ВВП оценивается в 44–45%, в то время как в странах ОЭСР она близка к 55%, а в скандинавских моделях — 57–60%. Это подразумевает, что даже при увеличении зарплат работники в России получают меньшую часть произведенной ценности по сравнению с развитыми странами.